Наверное, он немного заигрался. Наверное, увлёкся, превратил всё в очередную игру. Наверное, стоило быть серьёзное. Но порой случается так, что человек совершает поступки, которые идут вразрез с его собственными доводами разума. Наверное, через пару лет, вспоминая дни минувшие, Слэкджов не удержится от того, чтобы самого себя окрестить крепким словечком. Но азарт и воистину юношеское себялюбие пополам с амбициями играли с ним дурную шутку. Так всегда случается, когда давно желаемое наконец-то начинает идти в руки. Так всегда случается, стоит позволить себе расслабиться хоть немного. Он самонадеянно думал, что никогда ничего не пустит на самотёк, но оказался не прав.
Потому что во все его планы точно не входила Далила. И теперь, когда она здесь, приходилось продумывать новый план, новую стратегию, выстраивать новые цели. Позволять себе мысль о том, что планирование будущего может быть не только для него одного.
И это немного пугает. Совсем чуть-чуть, но достаточно, чтобы он постоянно об этом думал.
Далила - не дворовая девка, которую можно потискать у стенки и забыть на утро. Она что-то цепляет глубоко внутри, заставляет восторженным мальчишкой становиться в один миг.
С ней нельзя быть несерьёзным. И это правильно. Это объяснима. Потому что она - не какая-нибудь дурёха, которую интересуют только местные сплетни да мужские крепкие руки на пухлых бёдрах, что будут сжимать до синяков. С Далилой интересно. И он прекрасно знает, что такие люди попадаются нечасто. Исчезают быстро, если что-то не предпринять. Но по какой-то непонятной причине он тушуется. Будто бы и правда ему снова лет тринадцать. И как обращаться с девчонкой - это наука пострашнее тёмных обрядов Старой Ветоши. Осталось ещё топнуть ногой и крикнуть, что все девчонки - дурочки. И это точно станет финишем.
- Ну спасибо за разрешение, дорогая. - хмыкает он, безотрывно наблюдая за каждым движением девчонки. И в каждом брошенном взгляде - некоторое нежное обожание. Прикипел. Да так, что отрывать потом будет очень больно. - Был бы достаточно ловок - не схлопотал бы «боевую рану». - хмыкает уже недовольнее, явно не одобряющий собственную нерасторопность. Порез руки - ерунда ерундовая, но если не брать всё под контроль, следующий удар может быть смертельным. Шляпники не прекратят свои попытки заполучить главенствующие территории города. И с каждым ходом игра будет становиться всё сложнее, всё опаснее.
Но хмурное настроение тут же сменяется весельем. - Рановато ещё становиться королём. Уж слишком часто их убивают. Мозги нужны. И опыт. - конечно, хотелось всего и сразу, и чтобы на широкую ногу, но такие долго на «троне» не держатся. И если уметь ждать, судьба обязательно наградит. В это это он тоже беспрекословно предпочитал верить. - Но мне нравится, что ты в меня веришь. - в словах нет ни уловки, ни скрытого умысла - он говорит честно, считая сказанное своеобразным «спасибо, что ты рядом». 
Когда тонкие пальцы касаются подбородка практически невесомо, он улыбается. Играть в игры - это всегда весело. И он прекрасно знает, что и Далила очень не любит, когда желаемое само прыгает в руки. Никакого азарта.
Не отвечает, но подаётся вперёд, чтобы ткнуться в её губы своими. Слишком несерьёзно, но доверительно. Приглашая в свою игру. Обещая место под солнцем. И своеобразное «хватит болтать». Спрятанное под уловкой желание урвать себе кусочек чужого тепла. Как бы невзначай. Потому что слишком во многом совершенно не хочется признаваться даже самому себе.

Он действительно рад тому, что рана не настолько серьёзная, чтобы как-либо стеснять движения или приносить дискомфорт. Он рад тому, что этот день в принципе можно было считать довольно удачным. Он рад и тому, что практически все переживания и заботы отходят на задний план, стоит только Далиле прижаться теснее, навалиться на него всем телом. Рад тому, что каким-то немыслимым образом встретился с человеком, которого никуда не хочется отпускать.
- Как много красивых и приятных слов. - фыркает смешливо, но не стремясь высмеять, нет. Ему лестно, что действительно верят. Не сомневается в словах, потому что не хочет даже допускать мысли, что это может быть уловкой. Понимает, что может об этом крупно пожалеть после, но сейчас разум затуманен призрачным ощущением счастья. И, в эту самую минуту, ему больше ничего и не нужно. Время для голоса разума придёт позже. - Я польщён, леди. - улыбка сама собой расползается всё шире и шире, в глазах скачут озорные огоньки, и он глаз не сводит с Далилы, с того, как она время от времени потрясывает своими короткими волосами. Может, кто-то бы отметил, что леди негоже носить стрижку. Слэкджов назвал бы этого человека непроходимым тупицей. И с чистой совестью подобрал бы ещё сотню красноречивых эпитетов. Потому что оглаживать взглядом линию аккуратных ушей, прочерчивать этот путь пальцами, осторожно, практически невесомо спускаясь на шею - как увлекательно путешествие, в конце которого следовало бы ожидать награду.
И, складывается ощущение, что его собственное сердце готово выскочить из грудной клетки, когда она так близко. Жмурится довольно, когда получает ответный поцелуй. Ладони ложатся на тонкую талию, поглаживают ласково прежде, чем притянуть к себе. Ему хочется шептать всякие глупости. Хочется попросить никогда никуда не уходить. Но он - человек собственного выбора, любящий свободу и жизнь, в которой никто никогда не сможет ему указывать, что делать. Он знает, что Далила хочет того же. И он станет преградой. Оба слишком упрямые. Слишком свободолюбивые. Слишком непокорные, несогласные принадлежать кому-то кроме себя самих. И никакое бешеное сердцебиение это не изменит.
И он смотрит ей в глаза с вызовом, потому что не привык смотреть по-другому. Хмыкает, но сдаётся вопреки всему. Наверное, потому, что баловать любит больше. Аккуратно выворачивается из плена внимательных рук, чтобы отойти к сундуку, что стоит у соседней стены. Замок скрипит протяжно, но всё-таки распахивается, позволяя хозяину откинуть крышку сундука. Слэкджов достаёт из его недр качественно сшитую курточку. Такую не найти на обычных рынках, это товар из-за моря, в городе днём с огнём не сыскать.
Он расправляет курточку, демонстрируя добычу девчушке, не сколько ожидающий каких-то восторженных охов и вздохов. - Ну как, госпожа Далила, Вам нравится? - в голосе появляются насмешливые нотки, которые в пору бы пришлись на какому-нибудь праздничном балу, в кругах знатных особ, но никак не в убежище бандитов.

Он не привык т р е б о в а т ь что-либо, что ему нужно. Приучил себя действовать просто - приходить и брать. Никогда никого не спрашивать, потому как не желал принимать отказ.
И это работало. По большей части. В тех вопросах, где необходима демонстрация власти, умение взять всё в свои руки. Бывали и те, где следовало проявить хитрость и изворотливость. В последнее время, всё становилось куда сложнее: невозможно было просто силой отвоевать понравившуюся территорию. Ведь так её могут очень легко отнять. Те, у кого силы больше. На таких наткнуться шансы куда больше, чем встретиться с кем-то, кому ума хватит обдурить.
- Я бесконечно рад, что госпоже Далиле нравится обновка. - улыбается хитрюще, жмурится-щурится, наблюдая за девчушкой. Конечно, у него есть слабости, как и любого другого человека. И сколько бы он ни пытался постоянно просчитывать на несколько шагов вперёд, всё равно совершал оплошности в угоду своему самолюбию или азарту. В конце концов, возраст всё ещё располагает к дуростям. Всё ещё располагает к желанию поиграть и наиграться.
Продолжает жмуриться и тогда, когда прохладная ладонь Далилы ложится на шею. Жмурится, когда чувствует прикосновение чужих губ к коже, и поглаживает пальцами по спине, ведёт подушечками вдоль позвоночника, подталкивая к тому, чтобы прижаться ближе. В конце концов, это действительно роскошь - обзавестись человеческим теплом. Теплом, которое можно слепо принять за что-то искреннее, потому что в ладони не звенит потёртый мешочек с монетами. Можно продолжать обманывать и обманываться столько, на сколько только хватит терпения. А Слэкджов приучил себя ждать. Чтобы потом, когда выпадет шанс дорваться, уже ни в чём себе не отказывать.
- Да разве мне нужно сейчас что-то ещё, дорогуша? - хмыкает довольно и берёт инициативу целиком и полностью в свои руки. Прижимает девчонку к себе крепко, но сила, с которой ладони удерживают на месте - не более, чем фарс. Далила может уйти, когда захочет. Если захочет. И он ни за что ей не скажет, что на самом деле хочет, чтобы она никогда никуда не уходила.
Отчасти потому, что это и не нужно говорить вслух. Достаточно скользнуть руками по плечам, сбросить новую курточку на пол, коснуться губами щеки, пожаловаться едва слышно на то, что слишком уж много тряпья кто-то на себя цепляет.
Наверное, он хочет сказать слишком многое, и именно поэтому молчит. Молчит, целуя тонкую шею и втягивая носом чужой запах. Молчит, ласково поглаживая по коротко стриженным волосам. Потому что стоит только отпустить себя немного, и он пройдёт точку невозврата. Точку, к которой не желал приближаться. Не желал признавать, что они - не те люди, здесь - не то место, чтобы мечтать о чём-то незыблемом и прекрасном. Не желал признавать, что не зачерствел настолько, насколько бы действительно этого хотел. Поэтому молчит и прижимается губами ко лбу, короткими, суховатыми поцелуями прослеживает очертания острых скул. Он заставляет себя молчать, когда каждый удар сердца сопровождается коротким: «Останься здесь».